— Ты что, ошалел? — раздался несколько удивленный хриплый голос откуда-то снизу.
На куче разбитой посуды стоял маленький сгорбленный домовой с крючковатым носом и большими волосатыми ушами.
— Ч-чего? — опять начал заикаться Изя.
— Так ты еще и припадочный. Я спрашиваю, чего ты тут натворил, однорогий?
— А кто первый начал?!
— Что, я?
— Ты!
— А какого лешего ты сюда приперся!
— Мне лешие не указ! А пришел я сюда просто поговорить, а ты сразу геранью кидаться!
— Нормальные черти без приглашения не являются!
— А я ненормальный!
— Оно и видно.
Если учесть, что на протяжении всего этого разговора собеседники что есть мочи пытались переорать друг друга, то немудрено, что оппоненты быстро захрипели и перешли на значительно более спокойные интонации.
— Так чего приперлись-то? — наконец поинтересовался сварливый домовой.
— Жить тут хотим, — признался черт.
— А меня вы спросили?!
— А ты дал возможность спросить?!
Спорщики немного помолчали, явно прикидывая, стоит ли еще поорать, или уже можно начать говорить.
— Ну так спрашивай.
— Так можно нам тут пожить?
— Кому это «нам»?
— Мне, моему компаньону из Москвы, местной девице и Змею Горынычу, — перечислил Изя и тут же уточнил. — Но змей еще маленький и может спать в амбаре.
— Ясно... — протянул домовой, — Нельзя.
— Что нельзя? — не понял черт.
— Пожить нельзя, — спокойно дал отворот-поворот всей компании домовой и, стряхнув со скамьи битые черепки, уселся за стол.
Черт почесал затылок и, не дожидаясь приглашения, уселся напротив домового, так же скинув на пол остатки посуды.
— А почему, можно узнать?
Домовой сверкнул маленькими глазенками:
— Я тебя за стол садиться не приглашал.
Вся миссия Изи была под угрозой срыва. Домовой был старый, сварливый, переубедить такого очень сложно. А переезжать без согласия домового — себе дороже, все равно жизни не даст. Тут в светлую голову черта пришла мысль, от появления которой он даже хрюкнул от удовольствия и со всех копыт бросился наружу к своей компании. Из-за обилия событий в последнее время Изя даже позабыл про подпертую дверь и со всей силы пнул ее копытом, едва не прибив Илюху.
— Выпить есть? — задал простой и понятный каждому человеку мужского пола на Руси вопрос, и, получив ответ в виде заветной фляги, бросился водворять свою светлую идею в жизнь, по пути расшвыривая битую посуду в поисках подходящей тары. Чудом была выужена из горы битой утвари вполне подходящая чарка и вместе с флягой водружена на стол перед уже начавшим скучать домовым.
— Разрешите присесть за ваш стол? — лилейным голоском испросил разрешения у хозяина Изя.
Глаза домового сверкнули, он степенно погладил бороду и милостиво согласился:
— Садись, коли пришел.
Изя тут же открыл рот, чтобы достойно съязвить в ответ, но вовремя спохватился и присел на очищенную ранее скамью.
— Не угодно ли отведать по капельке для знакомства?
— Вот это другое дело, — довольно буркнул домовой. — А то пришел, посуду побил, а все туда же, разговоры говорить. Тебя как звать-то, однорогий?
Черт уже быстренько осмотрел помещение и справедливо заметил, что ради таких хором можно потерпеть подначки старого домового, тем более что потом можно будет стребовать от Любавы второй завтрак за вредность.
— Изя.
— Иудей, что ли?
— Тьфу! И ты туда же!
— Не плюй на пол, — строго заметил домовой.
— Нет, я русский, точнее украинский.
— А чего зовут, как иудея?
— Так мама с папой назвали, — недовольно пояснил черт и попытался перейти на другую тему. — Тебя-то как звать?
— Феофан, — гордо ответил волосоухий.
Дальше все пошло просто замечательно. Изя с огромным трудом нашел вторую целую посудину, и после трех-четырех подходов к снаряду у домового развязался язык. Тут-то он и поведал свою историю.
Дело оказалось в том, что Феофану катастрофически не везло с хозяевами. Вот уже несколько веков он жил вместе с семьей купцов Свиньиных. Свиньины эти оказались ненамного чистоплотнее животных, давших им фамилию.
Еще молоденький Феофанушка познал, что такое нечистоплотность. И если в молодости он, не ропща, выполнял свои обязанности и разгребал все то, что успели насвинячить хозяева, то с возрастом это становилось делать все неприятнее и неприятнее. Тем более что Свиньины от поколения к поколению лучше не становились. И вот настал момент, когда терпение уже немолодого домового лопнуло и он устроил своим бывшим хозяевам веселую жизнь, благо возможностей у него было хоть отбавляй.
Тут Феофан припомнил все, что накипело за несколько веков, и уже спустя неделю все многочисленное семейство Свиньиных спешно перебралось подальше от взбесившегося домового.
Огромный, недавно отстроенный дом недолго стоял пустым, вскоре в него въехали новые владельцы. Но Феофана было не остановить, он, натерпевшись за столько веков от людей, не сдержался и выжил их из дому. Потом последовали третьи, четвертые, пятые, но всех хозяев ждала та же участь. Несколько пакостей, куча дешевых трюков, типа хлопаний дверьми или летающих табуретов, и готово — все семейство спешно грузит вещи. Скоро палаты Свиньиных в народе получили название «Чумные палаты», и даже городские нищие обходили их за версту.
Вначале домовой жутко радовался такому повороту событий, неторопливо и основательно он привел в порядок хозяйство, а потом загрустил.
Тоска, скука и одиночество сделали и без того несахарный характер Феофана еще более скверным. Надо ли говорить, что во всех бедах (и небезосновательно) он винил людей.